руSSкая армия мародеров несовместима с жизню
Увидела здесь
http://garry-kh.livejournal.com/64530.html
В Москве начались консультации представителей Евросоюза и РФ по разработке механизма предупреждения инцидентов в зонах грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов. Едва ли не ключевой проблемой на них остается невозможность для наблюдателей ЕС попасть в Ахалгорский район, большая часть которого до августовской войны контролировалась Грузией, а теперь занята российскими войсками. Спецкор "Ъ" ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА побывала в Ахалгори и выяснила, что предупреждать инциденты там уже почти не для кого.
Пустой город
Расстояние от Цхинвали до Ленингори (так Ахалгорский район называют в Осетии) — всего 80 км, преодолели мы его за пять часов на военном уазике. Последние десять лет из Цхинвали сюда никто не ездил, так как райцентр, хотя и относился к Южной Осетии, контролировался грузинскими властями, поэтому дорогу сюда не прокладывали. Ленингори мало похож на остальную Южную Осетию. Залитые солнцем добротные двухэтажные дома, чистые просторные улицы. Однако первое впечатление оказалось обманчивым. Город кажется вымершим: улицы пустые, запертые наглухо оконные ставни, закрытые аптеки и магазины.
На центральной площади трое стариков с костылями греются на солнце на самодельной скамейке. Дорога пустая, и, если вдруг на ней появляется машина, старики гадают: кто это и зачем приехал в Ленингори? Это их единственное развлечение. 79-летний Алик Арутюнов рассказывает, что в городе никого не осталось — местные жители уехали в Грузию. Случилось это не после войны, а десять дней назад, когда на российской базе в Гарубани произошел взрыв. Что там могло взорваться, жители только догадываются: официальных комментариев не было. "Два часа там все взрывалось,— говорит 80-летний Александр Васильевич.— Ракеты разлетались в разные стороны. Все в подвалах прятались. На следующий день все уехали".
По неофициальным данным, взрыв на базе произошел из-за неосторожного обращения солдат с оружием, но в Ленингори это восприняли как предупреждение. "Когда в Цхинвали война была, мало кто уехал,— говорит Алик.— Потом сожгли села Тамарашени, Кехви, Ачабети, и мои соседи сказали, что наши дома тоже сожгут, потому что здесь живут грузины. Тогда тоже многие уехали. Но только после этих взрывов уехали почти все".
По площади мимо нас идет женщина — учительница грузинского языка Нанули Гуритишвили. В ее школе не осталось детей, но она все равно ходит на работу. "Молодые уехали, потому что боятся, а нам терять нечего, мы свое прожили,— говорит Нанули.— А дома надо для детей сохранить. Если уйдем, дома могут разрушить". Пример грузинского анклава, сожженного дотла, превратил этих людей в заложников своей недвижимости.
— Кто может разрушить ваши дома? — спрашиваю Нанули.
— С осетинами мы всегда жили дружно,— отвечает женщина.— У нас здесь всегда смешанные браки были. Но когда появились люди с оружием, стало страшно. Они могут и наши дома сжечь.
"Как мне семью разделить?"
В продуктовом магазине недалеко от площади работает Инга Чикоева. Покупателей давно нет, и Инга охотно рассказывает, как 17 августа, когда в город вошли вооруженные подразделения, многие жители ушли в лес, а после уехали в Грузию — получили там статус беженцев и домик в коттеджном городке. Но свои дома не бросили. Вот и Инга отправила детей в Грузию, а сама решила остаться. Инга — осетинка, ее муж — грузин. Сыновья учатся в Тбилисском университете. "Пока сюда из Тбилиси ходит маршрутка, я детей вижу,— говорит Инга.— Но ходят слухи, что границу закроют. Тогда здесь никого не останется".
После войны власти Южной Осетии подарили ленингорцам автобус-вездеход — раз в неделю он собирает желающих поехать в Цхинвали или Владикавказ и отправляется в тяжелый путь. Дорога до Цхинвали занимает восемь часов. До Тбилиси отсюда чуть меньше часа. Тем, кто успел получить российские паспорта, приходится пользоваться вездеходом, чтобы получить пенсию или пособие. Большая часть предпочитает пока жить по грузинским паспортам — в Грузии такие вопросы решить легче.
60-летняя Нина Валиева говорит, что после войны в район перестали подавать газ из Грузии, жить стало тяжело. Непонятно стало, кто будет платить зарплату местным учителям и врачам, осетинские власти заплатили один раз, в ноябре, а грузинские перестали платить зимой. "Грузинское население из Ленингори никто не выгонял, они сами уехали,— говорит Нина.— Просто когда им предложили коттеджи под Мцхетой, многие поняли, что лучше пережить эти времена там". "А почему вы остались?" — спрашиваю. "А мне предлагали,— говорит Нина.— Осетинам в первую очередь давали дома. Только куда мне ехать? Я осетинка, муж у меня грузин, зять грузин, невестка русская. Сын в Ленинграде живет, дочь — в Западной Грузии. Уеду я в Грузию, меня в Россию к сыну не пустят, визу попросят".
Примерно 90% семей в районе — смешанные. Жители Ленингори говорят по-осетински и по-грузински, а вот по-русски едва понимают. Здесь почти все грузинское — телеканалы, сотовая связь, кухня, менталитет. "Я не хочу, чтобы нас разделяли на осетин и грузин,— говорит Нина.— Пусть сначала наши президенты скажут, как мне семью мою разделить?"
Самое оживленное место в городе — Ленингорский детский дом. Здесь 42 воспитанника, которых никто не стал делить — ни грузинские власти, ни осетинские. Дети сидят в комнате, где есть телевизор и печь-буржуйка. "Если бы нам дали газ, много проблем бы решилось,— говорит воспитатель Манана Кисиева.— А еще проблемы с лекарствами: после взрыва на военной базе закрылись все аптеки, негде даже обезболивающее купить".
Манана — грузинка, а муж ее — осетин. Этой семье дали дом из трех комнат в коттеджном городке под Мцхетой. "У многих наших соседей были дома и в Грузии, и здесь,— говорит Манана.— Они могли отказаться от коттеджа и взять $10 тыс., потому что стали беженцами. Так многие сделали. Но у нас дом только здесь, поэтому мы взяли коттедж". В коттедже живут дети Мананы — студенты. "Я тоже уеду, если тут ничего не изменится,— говорит она.— В ноябре мне осетинские власти дали 2 тыс. руб. зарплату, и больше я ничего не получала. Жить не на что".
В районной администрации пустынно — новый глава и чиновники уехали с проверкой по селам. Сотрудница Лариса, провожая меня к управделами, отвечает на мой вопрос о причинах отъезда жителей: "Грузинские власти пообещали людям дома с мебелью, компенсации, и люди уехали. Они нас переиграли".
Управделами Александр Асаев всего три дня как приехал из Северной Осетии. "Неужели здесь некому больше работать?" — спрашиваю. "Местные специалисты боятся сотрудничать с осетинскими властями, у них потом в Грузии будут проблемы,— говорит управделами.— В Грузии закон приняли об уголовном преследовании тех, кто сотрудничает "с оккупационным режимом". Поэтому отсюда уезжают — работать не идут, боятся, что привлекут. А здесь многое завязано на Грузии, у людей родственники там живут, дети там учатся".
Мы выходим на улицу и вновь идем по пустым улицам. Чиновник рассказывает, что главная проблема ленингорцев — отсутствие газа: "После войны газ перестал поступать, хотя он идет сюда из Грузии по отдельной ветке, и она не пострадала. Думаю, все сделано для того, чтобы люди отсюда уехали. Наличие беженцев Грузии выгодно. Но те, кто здесь остался, страдают".
По словам чиновника, если границу закроют, район не выживет, ведь продукты возят из Тбилиси.
— А почему осетинские власти не построят хотя бы дорогу?
— Им сейчас не до нас. Цхинвали разрушен, села тоже, людям жить негде.
Мы выходим на главную площадь — здесь остановились две военные машины с вооруженными людьми в форме. Скамейка, на которой сидели старики, пуста.
"Мы надеемся вернуться"
Попасть по другую сторону границы могут только жители с местной пропиской, их проверяют на двух укрепленных КПП — осетинском и грузинском. Чтобы увидеть беженцев из Ленингори, мне пришлось вернуться в Россию, а оттуда прилететь в Тбилиси.
Коттеджный поселок Церовани под Мцхетой построен в конце прошлого года и уже заселен. Здесь 2 тыс. домов, из них 622 занимают беженцы из Лиахвского ущелья Южной Осетии, а остальные — жители Ахалгори, как принято здесь говорить. Городок разделен на несколько частей — зеленую, бежевую и розовую. Яркие краски скрывают временные недостатки — отсутствие дорог и растительности. Город вырос в чистом поле за три месяца, уже к лету власти обещают заасфальтировать дороги и озеленить участки. "Главное у людей есть — газ, свет, водопровод и канализация,— говорит глава администрации Ахалгорского района беженец Автандил Кочишвили.— Мы не жалуемся — в Цхинвали люди до сих пор живут в разрушенных домах".
Чиновник говорит, что жителей Ахалгори расселили в нескольких коттеджных поселках по всей Грузии, этим беженцам не отказывали ни в чем. По данным грузинской стороны, до войны в Ахалгори проживало около 8 тыс. человек, беженцами стали 6 тыс. "Я уехал 15 августа, когда в Ахалгори вошли войска,— говорит Автандил.— Было несколько случаев, когда наших мужчин избили сотрудники осетинских силовых структур, и это многих испугало. Люди в леса ушли, прятались дня два-три. Потом часть вернулась, а часть перешла в Тбилиси. На прошлой неделе новая волна беженцев пошла — там у русских взорвались какие-то склады".
За последние месяцы в Ахалгори не было ни одного случая расправы или репрессий против местных жителей. Но возвращаться туда, по словам Автандила, пока никто не хочет. "Мы не можем дать гарантии нашим людям, что огромное количество оружия, которое туда завезли, не выстрелит завтра,— говорит Автандил.— Но мы говорим людям, что нельзя бросать свои дома. Поэтому молодежь уезжает, чтобы не избили или не забрали в осетинскую армию, а старики остаются караулить дома".
В Церовани идет стройка. После того как были сданы коттеджи, взялись за школу, поликлинику и администрацию, уже готовы бетонные каркасы, над которыми развеваются грузинские флаги. Строят так, будто останутся здесь навсегда. Но Автандил говорит: "Мы надеемся вернуться в Ахалгори. Там остались наши могилы, и никакой президент не запретит нам их видеть".
— А если закроют границу?
— Будет партизанская война. Мы можем потерять дома, но не можем потерять свои могилы.
http://garry-kh.livejournal.com/64530.html
В Москве начались консультации представителей Евросоюза и РФ по разработке механизма предупреждения инцидентов в зонах грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов. Едва ли не ключевой проблемой на них остается невозможность для наблюдателей ЕС попасть в Ахалгорский район, большая часть которого до августовской войны контролировалась Грузией, а теперь занята российскими войсками. Спецкор "Ъ" ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА побывала в Ахалгори и выяснила, что предупреждать инциденты там уже почти не для кого.
Пустой город
Расстояние от Цхинвали до Ленингори (так Ахалгорский район называют в Осетии) — всего 80 км, преодолели мы его за пять часов на военном уазике. Последние десять лет из Цхинвали сюда никто не ездил, так как райцентр, хотя и относился к Южной Осетии, контролировался грузинскими властями, поэтому дорогу сюда не прокладывали. Ленингори мало похож на остальную Южную Осетию. Залитые солнцем добротные двухэтажные дома, чистые просторные улицы. Однако первое впечатление оказалось обманчивым. Город кажется вымершим: улицы пустые, запертые наглухо оконные ставни, закрытые аптеки и магазины.
На центральной площади трое стариков с костылями греются на солнце на самодельной скамейке. Дорога пустая, и, если вдруг на ней появляется машина, старики гадают: кто это и зачем приехал в Ленингори? Это их единственное развлечение. 79-летний Алик Арутюнов рассказывает, что в городе никого не осталось — местные жители уехали в Грузию. Случилось это не после войны, а десять дней назад, когда на российской базе в Гарубани произошел взрыв. Что там могло взорваться, жители только догадываются: официальных комментариев не было. "Два часа там все взрывалось,— говорит 80-летний Александр Васильевич.— Ракеты разлетались в разные стороны. Все в подвалах прятались. На следующий день все уехали".
По неофициальным данным, взрыв на базе произошел из-за неосторожного обращения солдат с оружием, но в Ленингори это восприняли как предупреждение. "Когда в Цхинвали война была, мало кто уехал,— говорит Алик.— Потом сожгли села Тамарашени, Кехви, Ачабети, и мои соседи сказали, что наши дома тоже сожгут, потому что здесь живут грузины. Тогда тоже многие уехали. Но только после этих взрывов уехали почти все".
По площади мимо нас идет женщина — учительница грузинского языка Нанули Гуритишвили. В ее школе не осталось детей, но она все равно ходит на работу. "Молодые уехали, потому что боятся, а нам терять нечего, мы свое прожили,— говорит Нанули.— А дома надо для детей сохранить. Если уйдем, дома могут разрушить". Пример грузинского анклава, сожженного дотла, превратил этих людей в заложников своей недвижимости.
— Кто может разрушить ваши дома? — спрашиваю Нанули.
— С осетинами мы всегда жили дружно,— отвечает женщина.— У нас здесь всегда смешанные браки были. Но когда появились люди с оружием, стало страшно. Они могут и наши дома сжечь.
"Как мне семью разделить?"
В продуктовом магазине недалеко от площади работает Инга Чикоева. Покупателей давно нет, и Инга охотно рассказывает, как 17 августа, когда в город вошли вооруженные подразделения, многие жители ушли в лес, а после уехали в Грузию — получили там статус беженцев и домик в коттеджном городке. Но свои дома не бросили. Вот и Инга отправила детей в Грузию, а сама решила остаться. Инга — осетинка, ее муж — грузин. Сыновья учатся в Тбилисском университете. "Пока сюда из Тбилиси ходит маршрутка, я детей вижу,— говорит Инга.— Но ходят слухи, что границу закроют. Тогда здесь никого не останется".
После войны власти Южной Осетии подарили ленингорцам автобус-вездеход — раз в неделю он собирает желающих поехать в Цхинвали или Владикавказ и отправляется в тяжелый путь. Дорога до Цхинвали занимает восемь часов. До Тбилиси отсюда чуть меньше часа. Тем, кто успел получить российские паспорта, приходится пользоваться вездеходом, чтобы получить пенсию или пособие. Большая часть предпочитает пока жить по грузинским паспортам — в Грузии такие вопросы решить легче.
60-летняя Нина Валиева говорит, что после войны в район перестали подавать газ из Грузии, жить стало тяжело. Непонятно стало, кто будет платить зарплату местным учителям и врачам, осетинские власти заплатили один раз, в ноябре, а грузинские перестали платить зимой. "Грузинское население из Ленингори никто не выгонял, они сами уехали,— говорит Нина.— Просто когда им предложили коттеджи под Мцхетой, многие поняли, что лучше пережить эти времена там". "А почему вы остались?" — спрашиваю. "А мне предлагали,— говорит Нина.— Осетинам в первую очередь давали дома. Только куда мне ехать? Я осетинка, муж у меня грузин, зять грузин, невестка русская. Сын в Ленинграде живет, дочь — в Западной Грузии. Уеду я в Грузию, меня в Россию к сыну не пустят, визу попросят".
Примерно 90% семей в районе — смешанные. Жители Ленингори говорят по-осетински и по-грузински, а вот по-русски едва понимают. Здесь почти все грузинское — телеканалы, сотовая связь, кухня, менталитет. "Я не хочу, чтобы нас разделяли на осетин и грузин,— говорит Нина.— Пусть сначала наши президенты скажут, как мне семью мою разделить?"
Самое оживленное место в городе — Ленингорский детский дом. Здесь 42 воспитанника, которых никто не стал делить — ни грузинские власти, ни осетинские. Дети сидят в комнате, где есть телевизор и печь-буржуйка. "Если бы нам дали газ, много проблем бы решилось,— говорит воспитатель Манана Кисиева.— А еще проблемы с лекарствами: после взрыва на военной базе закрылись все аптеки, негде даже обезболивающее купить".
Манана — грузинка, а муж ее — осетин. Этой семье дали дом из трех комнат в коттеджном городке под Мцхетой. "У многих наших соседей были дома и в Грузии, и здесь,— говорит Манана.— Они могли отказаться от коттеджа и взять $10 тыс., потому что стали беженцами. Так многие сделали. Но у нас дом только здесь, поэтому мы взяли коттедж". В коттедже живут дети Мананы — студенты. "Я тоже уеду, если тут ничего не изменится,— говорит она.— В ноябре мне осетинские власти дали 2 тыс. руб. зарплату, и больше я ничего не получала. Жить не на что".
В районной администрации пустынно — новый глава и чиновники уехали с проверкой по селам. Сотрудница Лариса, провожая меня к управделами, отвечает на мой вопрос о причинах отъезда жителей: "Грузинские власти пообещали людям дома с мебелью, компенсации, и люди уехали. Они нас переиграли".
Управделами Александр Асаев всего три дня как приехал из Северной Осетии. "Неужели здесь некому больше работать?" — спрашиваю. "Местные специалисты боятся сотрудничать с осетинскими властями, у них потом в Грузии будут проблемы,— говорит управделами.— В Грузии закон приняли об уголовном преследовании тех, кто сотрудничает "с оккупационным режимом". Поэтому отсюда уезжают — работать не идут, боятся, что привлекут. А здесь многое завязано на Грузии, у людей родственники там живут, дети там учатся".
Мы выходим на улицу и вновь идем по пустым улицам. Чиновник рассказывает, что главная проблема ленингорцев — отсутствие газа: "После войны газ перестал поступать, хотя он идет сюда из Грузии по отдельной ветке, и она не пострадала. Думаю, все сделано для того, чтобы люди отсюда уехали. Наличие беженцев Грузии выгодно. Но те, кто здесь остался, страдают".
По словам чиновника, если границу закроют, район не выживет, ведь продукты возят из Тбилиси.
— А почему осетинские власти не построят хотя бы дорогу?
— Им сейчас не до нас. Цхинвали разрушен, села тоже, людям жить негде.
Мы выходим на главную площадь — здесь остановились две военные машины с вооруженными людьми в форме. Скамейка, на которой сидели старики, пуста.
"Мы надеемся вернуться"
Попасть по другую сторону границы могут только жители с местной пропиской, их проверяют на двух укрепленных КПП — осетинском и грузинском. Чтобы увидеть беженцев из Ленингори, мне пришлось вернуться в Россию, а оттуда прилететь в Тбилиси.
Коттеджный поселок Церовани под Мцхетой построен в конце прошлого года и уже заселен. Здесь 2 тыс. домов, из них 622 занимают беженцы из Лиахвского ущелья Южной Осетии, а остальные — жители Ахалгори, как принято здесь говорить. Городок разделен на несколько частей — зеленую, бежевую и розовую. Яркие краски скрывают временные недостатки — отсутствие дорог и растительности. Город вырос в чистом поле за три месяца, уже к лету власти обещают заасфальтировать дороги и озеленить участки. "Главное у людей есть — газ, свет, водопровод и канализация,— говорит глава администрации Ахалгорского района беженец Автандил Кочишвили.— Мы не жалуемся — в Цхинвали люди до сих пор живут в разрушенных домах".
Чиновник говорит, что жителей Ахалгори расселили в нескольких коттеджных поселках по всей Грузии, этим беженцам не отказывали ни в чем. По данным грузинской стороны, до войны в Ахалгори проживало около 8 тыс. человек, беженцами стали 6 тыс. "Я уехал 15 августа, когда в Ахалгори вошли войска,— говорит Автандил.— Было несколько случаев, когда наших мужчин избили сотрудники осетинских силовых структур, и это многих испугало. Люди в леса ушли, прятались дня два-три. Потом часть вернулась, а часть перешла в Тбилиси. На прошлой неделе новая волна беженцев пошла — там у русских взорвались какие-то склады".
За последние месяцы в Ахалгори не было ни одного случая расправы или репрессий против местных жителей. Но возвращаться туда, по словам Автандила, пока никто не хочет. "Мы не можем дать гарантии нашим людям, что огромное количество оружия, которое туда завезли, не выстрелит завтра,— говорит Автандил.— Но мы говорим людям, что нельзя бросать свои дома. Поэтому молодежь уезжает, чтобы не избили или не забрали в осетинскую армию, а старики остаются караулить дома".
В Церовани идет стройка. После того как были сданы коттеджи, взялись за школу, поликлинику и администрацию, уже готовы бетонные каркасы, над которыми развеваются грузинские флаги. Строят так, будто останутся здесь навсегда. Но Автандил говорит: "Мы надеемся вернуться в Ахалгори. Там остались наши могилы, и никакой президент не запретит нам их видеть".
— А если закроют границу?
— Будет партизанская война. Мы можем потерять дома, но не можем потерять свои могилы.
Comments
Post a Comment